Эффект наблюдателя
Объект материализует акт восприятия. Сетка рукотворных пикселей из света - это сырьё для возникновения реальности. Она активируется датчиком движения, переводя физическое приближение зрителя в световую вспышку.
Приглушённый розовый - цвет цифровой интимности - вспыхивает и гаснет, как память, существующая только в живом взгляде. В этой работе наслаиваются состояния: ожидание и реализация, пустота и сигнал. Это синестезия присутствия, где тактильный жест приближения рождает визуальный образ, чтобы тут же его растворить.
Приглушённый розовый - цвет цифровой интимности - вспыхивает и гаснет, как память, существующая только в живом взгляде. В этой работе наслаиваются состояния: ожидание и реализация, пустота и сигнал. Это синестезия присутствия, где тактильный жест приближения рождает визуальный образ, чтобы тут же его растворить.
Пенокартон, пластик, LEDs, датчик движения. 100 x 70. 2025
Совершенство
Фрагменты рекламных изображений разобраны на фары и блики, на цвета и скорости. Эти элементы наслаиваются, исчезают и вновь собираются, отказываясь сложиться в финальный образ.
Кольцевая композиция инсталляции помещает зрителя внутрь бесконечного цикла. Вы оказываетесь в центре фриза, где совершенство - это не образ, а перманентное смещение. Идеал, всегда ускользающий на шаг вперёд, удерживающий стремление, но не допускающий к финишу.
Кольцевая композиция инсталляции помещает зрителя внутрь бесконечного цикла. Вы оказываетесь в центре фриза, где совершенство - это не образ, а перманентное смещение. Идеал, всегда ускользающий на шаг вперёд, удерживающий стремление, но не допускающий к финишу.
Графический редактор, автомобильные имиджи. 3 000 x 27 000. 2025
Окно невозвращения
Объекты происходят из дома, покинутого 20 лет назад. Они сохраняют форму прошлой жизни и функционируют как артефакты эпохи миграционного отсечения: когда возвращение возможно физически, но недоступно экзистенциально. Это не про утрату. Это про невозможность потерять полностью. Мой метод здесь - работа с наслоениями. Слой репродукции пейзажа, слой прозрачной пленки и слой аэрозоля накладываются, преломляя воспоминание и превращая его в частичную абстракцию. В этом наложении пластов рождается новое ощущение: отражение зрителя становится частью композиции, а скамья, удерживая равновесие, не предлагает покоя.
Инсталляция переосмысляет традицию Каспара Давида Фридриха. Его странники созерцали вечную природу - мы сегодня всматриваемся в силуэты утраченного дома. Это попытка уловить момент, когда привязанность перестаёт быть направленной, когда ландшафт становится плоским, а дом - невозможной проекцией.
Инсталляция переосмысляет традицию Каспара Давида Фридриха. Его странники созерцали вечную природу - мы сегодня всматриваемся в силуэты утраченного дома. Это попытка уловить момент, когда привязанность перестаёт быть направленной, когда ландшафт становится плоским, а дом - невозможной проекцией.
Репродукция пейзажа, скамья, пластиковый лист, аэрозоли. 170 x 185 x 100. 2025
Ракушка
Эта работа - перевод. Перевод случайного уличного ритуала в поле искусства, пластика - в природный код, жеста - в форму. Она исследует момент, когда простое действие, будучи замеченным и воспроизведённым, обретает черты символа и начинает звучать как тихий, но точный отзвук нашей среды.
Пластиковая бутылка. 14 x 12 x 11. 2025
Жертвоприношение
Эта работа превращает экономическую абстракцию в телесный опыт. Глубоко архаичный жест сожжения сталкивается здесь с современной мифологией денег. Проволока, пронизывающая бумажное тело, становится одновременно и осью повешения, и нервом капиталистической системы. Это современное аутодафе обнажает религиозный трепет перед капиталом. Мы приносим в жертву время, отношения, здоровье. Остается вопрос: мы владеем деньгами, или они владеют нами до последнего вздоха?
0:29,1080х1920px. Видео-арт, 2024